— Летчики — тоже каста, Саф, — отвечал он. — Они ничуть не лучше отца и его друзей, только чуть в другой плоскости существуют.

Голос Ваньки звучал приглушенно, потому что тот прятал нос в вороте куртки.

— Кем же ты хочешь стать, когда вырастешь? — рассмеялась я от несуразности ситуации, ведь к двадцати пяти годам можно было уже и определиться.

— А черт меня знает, — фыркнул он, однако. — Я об этом мало думал, раньше полагал, что отец прав. А когда уехал… вот тогда понял, что жизнь не ограничивается стенами «ГорЭншуранс». Может, я вообще музыкантом бы стал. Я классно играю на гитаре.

— Да? — заулыбалась я.

— Да, — хитро ответил он. — Я тебе как-нибудь сыграю, если очень попросишь.

— Ты говорил об этом Николаю Давыдовичу?

— Нет, — хмыкнул Иван. — Но у него нюх, как у гончей. Он чует, — сделал парень страшную гримасу.

Странно было бы, если бы не почувствовал, учитывая, что Ванька исколесил половину Азии. Но даже несмотря на алкоголь, об этом я предпочла промолчать. И именно в затягивающейся паузе я увидела прямо перед нами выходящего из очередного заведения Бесхребетного. Вдруг стало так чертовски тошно, ведь я уже почти забыла тот их разговор с Романом. Не знаю, что мне вздумалось доказать, может, я все-таки слишком много выпила, но я схватила Ваньку за плечо и зашипела:

— Поцелуй меня, быстро!

Он слегка опешил, не спеша выполнять сказанное.

— Я серьезно!

И стрельнула глазами в сторону компании Бесхребетного. Парни меня еще не увидели.

— Бывший? — тут же прозрел мой собутыльник.

— Вроде того, — отмахнулась. Объясняться времени не было, а солгать Ваньке в глаза оказалось сложно, хоть это и выставило бы меня чуть более роковой, чем я являлась на самом деле. — Ну так что, поцелуешь?

— Ну, держись.

Держаться стоило. Он еще не коснулся моих губ, а я уже передумала, потому что понимала: я слишком неопытна в этом вопросе, чтобы не разочаровать. Да и представляя себе поцелуи Ваньки, я думала не о пьяной прогулке по улице и притворстве с целью что-то кому-то доказать. И тем не менее не отстранилась. Я просто не смогла. Соблазн взял верх, и я, широко распахнув глаза, наблюдала, как приближается его лицо к моему. Видимо, Ванька и сам понимал, насколько странным является для меня все происходящее, он коснулся моих губ осторожно, медленно, и я запоздало приоткрыла рот, с трудом вспоминая, что со мной уже происходило нечто подобное. Хороша ли была я? Не знаю, когда-то давно меня этот вопрос не волновал вовсе, не то что теперь. Я со второй попытки опасливо закрыла глаза и сделала ход со своей стороны: коснулась его губ языком. Это было слишком дерзко, однако после такого Ванька перестал осторожничать, и поцелуй превратился в настоящий. Секундное привыкание, а затем я подхватила заданный ритм движений и наклонов головы. Ощущений было масса, сначала мною владело любопытство, но в какой-то момент разум все-таки поплыл, и реальность завертелась, и я перестала осознавать, что все это игра на публику. Я стояла на цыпочках, обвив руками шею парня, в которого была влюблена, и наслаждалась его прикосновениями. Мне все казалось реальным. Мне казалось, что этот вечер изменил что-то и для Ваньки тоже, сделал нас ближе. Я хотела, чтобы это было правдой. Я хотела продолжения.

И было так жарко на промозглой улице в кольце рук Ваньки. Спорю, компания Бесхребетного уже давно прошла мимо. Возможно эти парни были так заняты собой, что даже не заметили меня, но это утратило первостепенную важность, поскольку попытка доказать собственную значимость внезапно подарила мне то, о чем я и мечтать не осмеливалась.

Ванька оторвался первым.

— Вау. Думаешь, поверят? — спросил он с улыбкой.

— Обязательно!

Даже я поверила, хотя не поручилась бы, что права в своей вере.

— Тебя проводить домой?

— О, нет, — отмахнулась я. — Я лучше заночую в «ГорЭншуранс». Метро уже закрылось.

Внезапно накатила неловкость.

— Я провожу тебя до дверей и поеду, если не возражаешь.

Закрывшись в приемной «ГорЭншуранс», я не могла отдышаться, улыбалась как дурочка и то и дело трогала пальцами губы. Ни о каком сне не могло быть и речи. Да, в ту ночь я окончательно, по уши влюбилась в парня, который был вежлив даже после восьми стопок рома…

Глава 3

Я все утро настраивала себя на то, что сделаю вид холодный и неприступный. В точности как положено разумной девушке, не питающей иллюзий по поводу давешнего поцелуя. Однако в попытке не сорваться и не побежать в кабинет Ваньки с извинениями и объяснениями оказалось невероятно сложно. Я понимала, что для него рядовой поцелуй значил ничуть не больше того же флирта, улыбок и прочих жестов внимания, коими он легко одаривал знакомых девиц, но мне все равно было сложно усмирить бушевавший внутри ураган. Ведь что-то случилось, изменилось. Я это почувствовала, а будучи по натуре деятельной непоседой, едва могла усидеть на месте. Мне всегда было проще расставить точки над «ё», а ожидание и неизвестность быстро вводили в состоянии апатии.

Так и сидела в нерешительности, пока в районе десяти часов Ванька не прошел мимо меня в кабинет отца, подмигнув. Я не поняла, что это значило, лишь закусила губу и накрутила громкость на плеере, чтобы вытеснить громкими голосами те, что кричали в голове, требуя разъяснений. Надеялась, что это поможет сосредоточиться вернее, ведь у меня, как обычно, была уйма заданий, а связанных с душевным состоянием поблажек трудовой договор не предусматривал.

В последние недели Николай Давыдович все чаще таскал сына вместе с собой по всем совещаниям, закрывался в кабинете и что-то объяснял. На Ивана он времени не жалел, и потому скидывал на меня кучу обязанностей, чтобы высвободить время. Дошло до того, что случались конфузы: не особенно представляя, насколько далеко распространяются мои полномочия, я пару раз принимала документы, которые Гордеев должен был получать только в руки. Переняв замашки Катерины, я без труда отваживала визитеров от кабинета начальника, даже если они имели прямо противоположные указания. Начальник, к счастью, относился к подобным промахам снисходительно, в отличие от моментов, когда я беспокоила его «ерундой». Последнее, к слову, случалось куда чаще.

Занятые теориями мирового господа Гордеевы не вышли из кабинета до самого обеда. Всеми силами стараясь не расстраиваться, я, при поддержке Катерины, спустилась вниз, чтобы присоединиться к привычной компании. Теперь, особенно с появлением Ивана, соседка по приемной стала охотнее пересаживаться за наш столик, по чуть-чуть очеловечиваясь и спускаясь со своих высот на грешную землю.

На этот раз мне не везло: в фойе стояла сестра. Она разговаривала с Егором и явно дожидалась возможности отправиться на обед, пока Рита и Иришка, как два стервятника, наблюдали со стороны. Когда я подошла ближе, Лона бросила на меня полный надежды взгляд, и я едва успела остановить порыв спасти ее из лап словоохотливого! Т-шника, а затем рассказать ей, что со мной приключалось за последние дни. Но горечь взяла верх. Прошло слишком мало времени. Комната сестры, прежде казавшаяся мне более уютной, чем собственная, превратилась в чужое, запустевшее, недружелюбное помещение, бывать в котором совсем не хотелось. Без разбросанных тюбиков с косметикой и яркого пальто в шкафу, без вечно брошенных прямо на ходу тапок и сверкающей бижутерии. Из моей жизни исчезла теплота, и все внутри вымерзло. Мне сделали больно, и я захотела ответить тем же.

— Спорю, он рассказывает о своих проводочках, — кисло сказала Иришка, не отрывая от моей сестры недоброго взгляда. Как ни крути, а Егора она клеймила своей собственностью и несмотря на разрыв отдавать не желала. — Как ей удается слушать все это с таким спокойным видом?

— Тебе не кажется, что пора бы уже помириться? — поинтересовалась я у девушки.

— А тебе с сестрой? — поинтересовалась она весьма безжалостно. — Раньше расставались с трудом, а теперь?