— Они придут, — предупредила я, поскольку знала об этой стороне жизни куда больше.

— Разумеется, придут, — весело ответил Ванька.

Я даже расхохоталась, а он подмигнул и снова уставился на гриф. Признаться, однотипная мажорная гармония бесконечно длинного творения Петруччи к концу мне надоела. И когда претендент на должность великого исполнителя спросил, понравилось ли мне, я честно ответила, что он — да, а мелодия — нет. Ваньку это более-менее устроило, и он с довольным видом плюхнулся на кровать рядом со мной, достал с полки вазочку с конфетами и пристроил рядом. Угощал гостью.

После этого я даже фыркнула: у него была свеженькая собственная комната с огромной кроватью, электрогитарой, всевозможными электронными девайсами и даже припрятанными от отца конфетами! Так светло, уютно и комфортно, что впервые захотелось стукнуть его за извечное недовольство жизнью. Или укусить. Больно так. Порыв был очень силен, но совесть позволила лишь щелкнуть его по носу.

— Ауч, за что? — возмутился Ванька.

— За нытье! — пояснила я охотно. — Сидишь тут как собака на сене и жалуешься, что все не так. Да бы я закрылась на замок и не выходила отсюда неделю, — мечтательно произнесла. — При условии неисчерпаемости конфет, конечно.

Ванька улыбнулся.

— Хочешь ключик? — спросил, растягиваясь на кровати на боку во весь рост. — Отец и не заметит моего отсутствия. И работать можно будет круглосуточно.

От интимности положения — мы вместе на одной кровати — я чуть не спустила Ваньке его ядовитую реплику. Но, видимо, все равно с отпором достаточно затормозила, чтобы это заметили. Его губы искривились в хитрой, самодовольной улыбке. В этом он был на своей территории и чувствовал себя вполне комфортно. А меня его поведение сбивало с толку: я никак не могла увязать в голове парня, который уезжал в машине с шикарной Олесей Александровной, а потом приводил домой меня. Не один раз я уже открывала рот, чтобы задать вопрос: почему, как так получилось, что мы вместе? Но только подумала, что настал тот момент, когда мне хватит смелости озвучить непростой вопрос, как Ванька потянулся и коснулся моих губ. Мысли тут же разлетелись в разные стороны.

Подхватив за затылок, он осторожно уложил меня на спину, оторвался, обвел пальцами скулу и снова поцеловал. Ощущение тяжести чужого тела на своем оказалось дезориентирующе приятным. И внезапно из ниоткуда взялся страх потеряться в ощущениях, забыться. То ли врожденное, то ли взлелеянное образом жизни недоверие вступило с схватку с желанием, раз за разом проигрывая под напором мужских губ. Пока, поддавшись панике, я не попыталась оттолкнуть Ваньку и отвернуться.

— Что случилось? — шепнул он, будто почувствовав состояние, и провел носом по шее. Кожа снова покрылась мурашками.

— Я не знаю, — ответила.

А раз не знала, то и ничего не добилась — все продолжилось. И я лишь попыталась зажмуриться покрепче и унять нарастающую панику.

Да, мне было не по себе: я оказалась наедине с Ванькой в пустой квартире. Казалось бы, если не подозревала о том, что за этим последует, то либо врешь, либо сама виновата. Что ж, это так: доведись мне выбирать парня, с которым я готова была переспать впервые, то никого, кроме Ваньки, не существовало в целом мире, но… Но все отравляла разница в опыте и образе жизни. Совершенно не хотелось снова услышать, что я не умею целоваться или что-то в этом роде. Я оставалась девственницей до двадцати четырех лет, это говорило не в мою пользу совершенно. Подчеркивало все недостатки: от простоватой наружности до упрямого неприятия реальности, в которой мы с сестрой существовали до сих пор. Но о некоторых вещах нельзя говорить вслух, вот просто нельзя, и все. Я и не говорила. Признаться, мне потребовалось очень много времени, чтобы примирить в голове девчонку Сафри и женщину, скрытую глубоко под этой оболочкой. Причем переступая через многие и многие комплексы, взращенные во мне матерью и общежитием.

Каждый раз, забываясь в руках Ваньки, я чувствовала какой-то внутренний излом, будто что-то предавала… И от того, что мне было хорошо, становилось еще паршивее. Почему мы все: и мама, и Лона, и я, хотели мужчин не своего круга? Мне это казалось чем-то испорченным, неправильным. Неужели не существовало простого симпатичного парня, который бы меня устроил? В конце концов, в университете было достаточно умных, перспективных ровесников, рядом с которыми я не чувствовала себя Золушкой, но пробить броню удалось только одному человеку: который обладал даже тем, чего не желал.

Это в его руках я таяла и неумело, осторожно ласкала пальцами мягкую кожу под футболкой, прямо над поясом брюк — на большее не осмеливалась, пусть и хотелось. К счастью, Ванька был не менее осторожен со мной. Но все же мы оба понимали. Что при наличии достаточного количества времени, это могло вылиться во что-то совсем уж неожиданное… если бы нас не прервал дверной звонок.

Отпусти пришедший звонок быстрее, может, Ванька бы и не пошел, но настойчивая трель заставила. И как только он, чертыхнувшись, ушел, я вскочила и начала поправлять одежду. И вовсе не потому, что явиться мог Николай Давыдович. Просто дважды в одну реку не входят, а момент был упущен. Пусть что-то внутри ныло и протестовало против такого решения, я позвонила себе лишь коснуться губ, а потом поднялась. Удивительно, но ноги были будто ватные, плохо слушались. Будто я не целовалась, а пила шампанское.

Внезапный гость в проявлении чувств был несдержан. Не достучавшись до Ваньки, сосед решил порадовать того визитом и теперь красочно живописал, как ему осточертели выходки шумной молодежи. Пожалуй, он несколько припозднился с обвинениями, но мне не знать, как сложно вытащить из-под дивана тапку, когда та жизненно необходима.

Что ответил соседу Ванька, я так и не расслышала, но скоро дверь хлопнула, а мой недавний растлитель появился на пороге и даже не удивился, увидев меня стоящей посреди комнаты.

— Сбегаешь? — спросил он насмешливо, но без тени обиды.

Я почувствовала облегчение от того, что не придется объясняться.

— Ага.

— Ну беги. Или тебя проводить? — спросил еще веселее.

— Не надо.

Я понимала, что это удивительно глупо, ведь в метро Ванька приставать ко мне не стал бы, но восстановить зону личного пространства, в которой образовалась не слишком маленькая брешь, было необходимо. Одной, разумеется.

— Тогда до завтра, — попрощался он и чмокнул меня в щеку.

***

Первое время на работе я внимательнее обычного присматривалась к Гордееву. Ждала, что он каким-нибудь образом выдал знание о том, что я встречалась с его сыном. В конце концов, офис об этом знал, и уши у начальника имелись. Но он ни словом, ни намеком не попытаться выразить свое отношение к происходящему. Я нравилась ему как личный помощник, в этом мы общий язык нашли, но будучи девушкой Ивана я волновалась совсем о другом. Недаром же полным полном примеров конфликтных отношений между избранниками детей и родителями.

Кстати об этом. Поговорив с Лоной, я выяснила, что она не явилась исключением. Да, сестра была очень дружелюбной, хозяйственной и даже домовитой девушкой — ее личностные качества устроили бы кого угодно. Но еще Островский усмотрел драму в слове «бесприданница» и вывел из него полноценную пьесу без счастливого конца. Так и здесь. При всей готовности Лоны идти на любые компромиссы ради семейного счастья и возлюбленным, она бы не смогла угодить априори. А зная Романа я предполагала, что сестру не один и не два раза тыкали носом в то, какой ей следовало быть благодарной. Она, конечно, о подобном не говорила — наблюдая ситуацию изнутри, такое сложно заметить сразу, — но домой вернулась куда более дерганой. Оттого еще сильнее радовало, что Лона не рвалась обратно.

На выходных приходил Роман. Меня до разговора не допустили. И я бы охотно подслушала под дверью, но уж очень людно было в коридоре. Плевать бы на соседей — пусть любуются моим недостойным поведением, мне не жалко, но они бы рассказали Лоне, а та обиделась. Пришлось сидеть в комнате, кусая губы. Не знаю, как я выдержала эти сорок минут, но только хлопнула дверь напротив — вскочила с дивана и пошла вразумлять сестру. Я была почти уверена, что увижу Лонку в куртке и с сумкой в руках, но ситуация оказалась из разряда ни нашим, ни вашим: она была в домашнем халате и целовала Рому на прощание. Надо ли говорить, что мы с будущим зятем обменялись далекими от симпатии взглядами, когда он уходил. Я хотела узреть на его щеке алый след пощечины, а он собирался увезти свою принцессу домой к злобной свекрови. В общем, Лона в очередной раз отделалась, казалось бы, невозможным компромиссом. И на мой вопрос о планах, ответила, что точно не знает, но с ЗАГСом повременит: сначала дождется, чтобы Роман сделал определенные выводы о своих друзьях. В качестве поощрения такого взвешенного решения я отменила прогулку с Ванькой, сгоняла за чипсами и заставила сестру смотреть глупый фильм. Кажется, она была только «за».