Но дело было не только в этом: я все больше убеждалась, что близость нас не скрепляла, а разделяла. Все же Ванька то ли не хотел меня, то ли думал, что я не хочу. А я не знала точно, что за отношения у парней с сексом. Случался ли у них от этой мысли тот же внутренний раскол, что и у меня? И если да, сколько лет назад такой шикарный парень, как Иван Гордеев с ним сталкивался?
Лона говорила, что я слишком помешана на уважении, и Ванька совершенно точно меня уважал, но, может, она была права? Может, именно это губило желание? Может, притащи он меня силком в чертов отель (да хоть обманом), не давай мне выбор в любом вопросе, было бы проще и однозначнее? Я бы, к примеру, приняла его лидерство и успокоилась… а то получалось, будто уздечка у меня, но как с ее помощью править — я не в курсе. Бесспорно, наши отношения с самого начала являлись моей инициативой, и с тех самых пор я определяла их ход и направление. Казалось, скажи я Ваньке уйти, он бы просто кивнул. Я ему нравилась, но и только. Иногда этого было достаточно, а порой — до слез обидно. И не на что было жаловаться. Он проводил со мной много времени, охотно представлял друзьям, помогал Лоне. Его вообще не в чем было упрекнуть. Со стороны он был самым безупречным бойфрендом на свете, а внутренне… да только девушка говорит о чутье на что-то нехорошее, у нее сочувственно спрашивают: «у тебя ПМС?» В моменты слабости внутри просыпался гаденький голосок, который так и повторял: «зажралась ты, Сафри, ну что тебе еще нужно? Дикой и бешеной страсти, что ли? А сама-то выдержишь?» Это язвительное нечто, я предпочитала называть совестью и даже не думала спорить с мерзавкой.
И правильно. Дело оказалось совсем не во мне. Глупо было ждать излишней чуткости от человека, у которого в руках спички и канистра с керосином.
Судный день начался очень мило и невинно: с поздравления с восьмым марта. Море цветов, кружек и канцелярских принадлежностей обрели своих хозяек в лице очаровательных сотрудниц «ГорЭншуранс». Гордеев торжественно пообещал всех отпустить на полчаса (расщедрился, ага) раньше, а затем все разошлись по своим рабочим местам делать вид, что после пары бокалов шампанского вполне могут успешно справляться со своими должностными обязанностями.
На выходные у нас с Ванькой были огромные планы, припорошенные строительной пылью. Следовало купить и перевезти плитку, которую я выбрала в каталоге Леруа Мерлен пару дней назад, и вручить аванс бригаде, обещавшей заняться отделкой. Но все пошло не так.
Когда Гордеев вызвал сына в кабинет, никто не обратил на это внимания. Мы с Катериной еще пожелали ему выбраться живым… и думали, что это очень забавная шутка, а вышло наоборот. Спустя пятнадцать минут спокойствия в приемную из-за закрытой двери до нас начали доноситься первые слова, сказанные на повышенных тонах. Работа, само собой, оказалась задвинута в дальний ящик, мы прислушались, но еще некоторое время не могли разобрать сути. А затем отчетливо прозвучало:
— Думаешь, что все тебе будет преподнесено на блюдечке с голубой каемочкой? С одним высшим образованием, без кандидатской степени ты даже здесь — в «ГорЭншуранс» — всегда будешь на вторых ролях! Я не отдам бразды правления мальчишке, который не желает палец о палец ударить ради достойного образования. У тебя есть все, надо только взять. Но ты даже на это не способен.
Катерина схватилась за клавиатуру и набрала мне в скайпе:
«Даже не вздумай сунуться!»
Сначала предупреждение показалось излишним, но скоро стало еще жарче, а желание совершить ритуальное самопожертвование — сильнее.
— Да я никогда и не хотел твой «ГорЭншуранс»! Просиживать штаны, взирая на мир свысока и упиваясь своим величием — не то, чем я хочу заниматься в жизни…
После ответа Ваньки реально стало дурно. Да, я знала, что Гордеев на него давил, но не ожидала, что довел до такого.
— …хоть сам знаешь… заниматься? — донеслись обрывки ответа начальника, угрожающе сбавившего тон. — Мальчишка! — рявкнул он после, да так, что даже Катерина подпрыгнула. — Знаешь только как тратить деньги и развлекаться! Даже не можешь признать, какой ты на самом деле слабак!
— Слабак? — рявкнул в ответ Ванька. — Слабак, раз не желаю бросаться с головой в профессию, которая мне старательно навязывается, но до конца дней будет неинтересна? Ничего более скучного, чем гребаный менеджмент просто не существует. Да меня с детства тошнило от твоих ставков по процентам и льстивых улыбок инвесторам. Видимо, для тебя слабость — не прогнуться под наипростейшие, наиудобнейшие обстоятельства, которым был бы рад, в свое время, ты!
— А знаешь, с меня хватит. Как угодно рви задницу, но дописывай чертовы три статьи, плати за экспресс-публикацию, договаривайся с рецензентами и издательствами, мне плевать. Но если ты просрешь и аспирантуру…
— … даже не сомне…
— Легко плеваться и отказываться от того… трудом. Вместо того, чтобы благодарить… брезгливо задираешь нос… ни дня в жизни самостоятельно не крутился… просто дурак, который уверен, что все и всегда у него будет. Посмотрим, как ты запоешь, когда у тебя не останется ничего из этого. Приползешь обратно и будешь умолять вернуть тебе привычное паразитическое существование на всем готовеньком…
— Отлично! Вот, забирай все, что твое, — пауза. — И вот. Хочешь разденусь и оставлю здесь одежду? Или до такой мелочности не опустимся? Знаешь, с меня хватит. Теперь, когда ты решил пожертвовать мне квартирку, я по гроб жизни буду обязан кланяться в ножки и молчать в тряпочку? Да подавись ты ею! Зае’**о слушать о том, что раз ты мне что-то там когда-то дал, то я дерьмо на ботинках, которое только должно-должно- должно. Найди или заделай себе нового наследника для облагодетельствования и впаривай ему сраный «ГорЭншурас». А про меня забудь!
Дверь распахнулась так, что, я думала, сорвет с пола ограничитель и снесет меня вместе со стулом. Даже не заметил этого. Ванька пронесся по приемной ураганом и бросился в сторону лифтов. Я рванула следом, но из- за дурацких красных туфель опоздала — двери уже закрылись, и пришлось ждать следующий. Догнать Ваньку мне удалось только на улице, где он притормозил, чтобы поджечь сигарету. Из-за возвышения, на котором, как вы помните, находился «ГорЭншуранс». всегда было ветрено, и я в легком пиджачке продрогла в момент. Но отчасти это было к лучшему: искра зажигалки никак не желала разгораться в пламя и занимать табак.
— Не стать тебе курильщиком — смирись, — сказала я громко, чтобы Ванька точно расслышал.
Он обернулся на голос, а мне внезапно подумалось, что сигарета ему не шла до нелепости.
— Где взял? — спросила, подходя ближе.
— У охранника, — сознался Ванька, пристыженно вытащил сигарету изо рта и вышвырнул. Зажигалку мне протянул: — Держи, возвращаться будешь — отдашь.
— А ты? — спросила, подавляя панику.
Окинув взглядом «ГорЭншуранс» снизу вверх, Ванька удивительно спокойно ответил:
— Никогда. Ни сюда, ни к отцу. Хватит с меня этого дерьма.
— Куда пойдешь?
— К Сан Санычу, — легко ответил он. — В спортзале запросто можно провести парочку ночей, а там что-нибудь придумаю.
— Зачем к Сан Санычу? — нахмурилась я. — Я могу сбегать за ключами от квартиры. Да и общежитие… — начала решительно.
— Саф, — улыбнулся Ванька и обхватил руками мое лицо. — Это не твоя проблема. Из всего, что наговорил отец, верно только одно: однажды мне придется повзрослеть и научиться отвечать за себя. Так почему бы не сегодня?
Только меня это чуточку напугало. Если он бросал всю свою прошлую жизнь, с чего было оставлять рядом меня? От мысли, что он уйдет, даже слезы навернулись.
— Мне безумно жаль, что вы с Катериной это услышали, — негромко проговорил Ванька, заглядывая точно в глаза. — Но правда в том, что однажды это все равно бы случилось. Подобные склоки у нас с отцом скорее правило, чем исключение. Разница лишь в том, что мне никогда не хватало духу сказать все до конца и закрыть дверь. Он всю жизнь внушал мне, что я слабак, который испугается первых же трудностей, с которыми столкнется. И я верил. Он дерьмовый отец, но отец. Родителей слушаешь, даже если того не хочешь. Но глядя на тебя я каждый раз думаю: если Саф может, то с чего не суметь мне?