— Саф, это же всего на год, — усмехнулся он, щелкнув меня по носу. — Не навсегда. Понимаешь, пока что я не нашел ничего, за что хотел бы зацепиться. А это значит, что нужно увидеть больше.

И он, как ни удивительно, не прогадал. Из армии Ванька вернулся с уверенностью, что хочет профессионально защищать людей. Памятуя о том, как он повел себя в случае с Лоной и Бесхребетным, я даже не подумала поставить его выбор под сомнение. Ваньке это подходило. Пытливый ум, умение быстро ориентироваться в экстренных случаях, хорошее чутье на ситуацию — все это выдавало в нем хорошего защитника. А при навязанных отцом навыках управления очень скоро он стал управлять, а не подчиняться. Смешно, но кровь не водица. От чего бежал, к тому пришел. Только своей дорожкой.

Это я рассказываю лишь для того, чтобы подсластить пилюлю. В тот миг мне было на редкость паршиво и уж точно не до великодушного принятия ситуации как она есть. Ванька оставлял меня одну против все еще враждебно настроенного мира не только как парень, но и как хороший друг, который гнал прочь многие страхи. Но была внутри меня и другая, альтруистичная часть, которая протестовала: ему хуже, не будь эгоисткой. А я была. Именно эгоисткой, когда из глаз брызнули слезы и полились слова:

— Но я не хочу, чтобы ты уходил.

Когда-то давно Лона говорила мне, что сложно привыкнуть к первым отношениям, а потом это становится чем-то вроде наркотика. Речь не о сексе. Просто чувствовать заботу, поддержку и симпатию, отличную от родственной, как-то по-особенному приятно. Не объяснишь, но просто так есть. Раз себя ломаешь, перестраиваешься, и уже не возвращаешься назад. Так она объясняла мне в самом начале отношения с Романом, когда и речи не шло ни о какой любви. Но я не понимала, пока не застряла в лифте с Иваном Гордеевым и его режущим на живую признанием.

Утрата показалась такой острой и болезненной, что окончательно позабылась осторожность. Жадность вырвалась наружу, и захотелось успеть все-все. Я встала на цыпочки, дотянулась до его губ и целовала, целовала. Цеплялась, как утопающий за соломинку. Он ответил мне жарко и охотно, но не позволил избавиться от одежды, когда я потянула вверх его футболку. Наверное, если бы не Ванькино благоразумие, мы бы устроили «ГорЭншуранс» незабываемый денек.

— Подожди, — шептал мне в ухо Ванька. — Не здесь. Так нельзя.

А останавливаться не хотелось. Легендарный огонь, о котором грезит каждая девочка, охватил меня впервые, окончательно лишив сомнений. Я бы могла позволить ему что угодно, я хотела ему это позволить. Не разрешил Ванька, и это лишь сильнее подтверждало мои односторонние чувства.

Когда включили свет, лифт так тряхнуло, что мы разлетелись в разные стороны и с удивлением уставились друг на друга. До начальственного этажа не доехали совсем чуть, и когда распахнулись двери, Катерина удивленно уставилась на двоих сидящих на полу, взъерошенных молодых людей, явно застуканных почти на месте преступления. Благо, ей хватило такта никак не комментировать наш внешний вид.

— Живы? — спросила она.

— Как видишь, — кряхтя, поднялся Ванька, протянул мне руку, помогая встать и придерживая створку лифта, чтобы не закрылась. — Отец здесь?

— Да.

— Не говори, что я пришел, — попросил он. — Забежал забрать вещи.

— Как скажешь, — пожала она плечами.

А я развернулась и отправилась в женский туалет. Выплакаться. Ну не то, чтобы армия была трагедий, просто… просто все же новость оказалась слишком неожиданной, к такой я готова не была.

А еще с тех пор возненавидела лифты.

Глядя сваленные в углу пласты ламината, я начинала понимать, что Ванька принял решение уйти в армию давно и попытался привезти как можно больше материалов, пока это было возможно, чтобы мне таскать не пришлось. Свой автомобиль он оставил отцу, как и все, что посчитал не своим, поэтому теперь ради перевозок одалживал машины у друзей, но меня это не напрягало. Парни как-то легко к этому относились. Солидарность, видимо, играла свою роль.

Теперь странности в поведении Ваньки обретали смысл. Попытки обогнать время в процессе ремонта, спарринги с Сан Санычем, развивавшие боевой навык и закалявшие и без того сильное тоже. Внезапно мне захотелось поговорить об этом с сенсеем, высказать все, что накопилось. Я была более чем уверена, что у идеи с армией гусарские усы, и они заслуживали хорошей трепки. Но, помимо прочего, еще мне хотелось попросить у сенсея человека совета, как быть дальше. Или поплакать. Очевидно, с потолка взялась его специфическая клика.

Дабы выпустить пар, я с чувством пнула рядом упаковку плитки. Оказалось, что это очень больно, и я запрыгала на одной ноге, с чувством ругаясь. Именно этот момент выбрал Ванька, чтобы повернуть ключ 8 замке. Так он меня и застал: в позе цапли.

— Я ушиблась, — поспешила огрызнуться в ответ на его вопросительный взгляд.

— Я так и понял. Идешь?

Мы созвонились и договорились встретиться у меня в квартире, чтобы куда-то пойти, но о месте назначения я не имела ни малейшего представления.

— Только придется долго подниматься по лестнице, — предупредил. — Надеюсь, ударилась ты не сильно.

Вступление оказалось своеобразным, но я кивнула. К моему удивлению, идти оказалось выше, чем дальше: мы направились в подъезд соседнего недостроенного дома. Предупреждая беспокойство о безопасности Ванька уверил меня, что рабочие уже устанавливают двери в квартирах, то есть все почти готово и моей голове ничто не угрожает.

У него с собой был фонарик, при свете которого мы и поднимались наверх.

— Что будет, если нас поймают? — спросила я Ваньку.

— Никто нас не поймает, — отмахнулся тот.

— И ты думаешь, что отделался? Я ведь такая доверчивая! Хоть расскажи тогда, ради чего рискуем.

Поверженный моим нетерпением. Ванька вынужден был подчиниться:

— Какой у моего отца самый странный заскок? — спросил он.

— Растения? — предположила я наиболее очевидное.

— Именно. Одним из его требований при строительстве последнего дома из комплекса был зимний сад под крышей. Растений там пока нет. но сквозь стеклянные стены с высоты вид исключительный.

Звучало очень романтично, и риск я посчитала оправданным. К седьмому этажу ноги загудели, и пришлось взять передышку. Ванька даже пошутил о халтуре на йоге, за что получил ощутимый тычок под ребра. Когда мы добрались до будущей оранжереи, гордо именованной зимним садом, я дышала как марафонец после дистанции. Но стеклянные стены высотой в этаж того стоили.

Помещение оказалось большим, холодным и вопиюще пустым. Я не представляла, сколько цветочков нужно, чтобы заполнить столько пространства и предположила, что Николай Давыдович представлял это место чем-то вроде персонального чуда света.

— Там просвет в тучах и видно кусочек звездного неба, — ткнула я пальцем в стекло. Туда, где извечная питерская непогода дала сбой.

— Здорово, — улыбнулся Ванька и прижался губами к моему затылку.

Тем днем я много думала о его решении. Пришла к выводу, что если споры бесполезны, то выбора у меня нет: остается только ждать. В смысле, я понимала, что меня об этом не просили, но, казалось, конкурента Ваньке было попросту не отыскать. Я была настолько влюблена и ослеплена, что и мыслей ни о каком другом человек не допускала. Сомнение было всего одно: нужна ли моя навязчивая верность самому Ваньке? Получить ответ на поставленный вопрос было страшно. Уверяла себя, что это неважно, что ожидание и вынужденно одиночество выглядят одинаково, что это мой и только мой выбор…

— То, что было в лифте, еще в силе? — сбил с мысли Ванька, теснее прижимаясь к моей спине. Я даже уперлась ладонью в стекло, чтобы удержать равновесие.

— Да, — выдохнула.

Звучало очень романтично, и риск я посчитала оправданным. К седьмому этажу ноги загудели, и пришлось взять передышку. Ванька даже пошутил о халтуре на йоге, за что получил ощутимый тычок под ребра. Когда мы добрались до будущей оранжереи, гордо именованной зимним садом, я дышала как марафонец после дистанции. Но стеклянные стены высотой в этаж того стоили.